Главная » Библиотека » Живая память » НА ВОЙНЕ БЫЛО МЕСТО И ДЛЯ ЛЮБВИ

Живая память

 

Воспоминание ветеранов

Второй мировой войны


 

Лиепая, 2007 год

 

 

НА ВОЙНЕ БЫЛО МЕСТО И ДЛЯ ЛЮБВИ

 

Из писем Зои Дмитриевны НИКИТИНОЙ (Буториной)

«С сердечным приветом к вам Зоя Никитина - фронтовик, доброволец, краснофлотец.

После окончания школы я поступила учиться на бухгалтера, а когда началась война пошла работать на военный завод старшим производственным счетоводом. Завод выпускал продукцию для фронта, станины-лафеты и снаряды в рост человека. Всего было 50 цехов, а их продукцию мне довелось увидеть в сборочном цеху.

Мы - комсомолки, помимо основной работы еще занимались маскировкой завода, окон. А потом нас пригласили в военкомат. Я по собственному желанию написала: «Прошу послать меня на фронт, буду раненых вытаскивать и помогать». И вскоре нас направили учиться на медсестер. Мы разгружали эшелоны с ранеными, вытаскивали их из вагонов и грузили в машины, развозили по госпиталям. Через шесть месяцев, когда уже выдали документы об окончании курсов, нас вызвали в военкомат с котелком, кружкой и ложкой, остриженных, назначили время отправки, а на вокзале нас уже ждали сопровождающие.

Мы запрыгнули в товарняки. Ехали молча, с короткими остановками. Мы выглядывали в щелочку, чтобы определить, куда нас везут. Проехали Тихвин, Волховстрой. Стало понятно, что скоро Ладожское озеро. К тому же нам рассказали уже куда едем - в Ленинград. В пути перезнакомились, но говорили мало, все больше взглядами обменивались. Орудийный гул слышали на протяжении всего пути, но доехали до Ладоги живы и здоровы.

Нам дали строгий приказ: до озера ползти по-пластунски друг за другом. И старший пополз первым к пристани. Но как таковой пристани не было. С трудом по доскам мы перебрались на пароход. Сели как в театре на стулья, которые стояли рядами. И мы сидели притихнув. От страха слезы катились по щекам. Над нами крутились три вражеских самолета, но с парохода в них стали стрелять. Смотрим один самолет вдруг стал падать в воду, а два улетели.

Вскоре командир предупредил: выходить спокойно, по одному, к воде не подходить, и тут же последовал толчок о берег. Нас было на этом пароходе 3 тысячи девочек с сумками за плечами, но мы не бежали, а шли спокойно. Навстречу нам двигались ленинградцы. Они эвакуировались, шли на пароход. Мужчины были более слабыми, чем их жены и сестры. Их вели под руки, а женщины несли вещи, чемоданы. Они спрашивали нас, почему вас таких молодых, красивых везут на мясо. А мы отвечали им, потом приедете, спасибо нам скажете. Мы делились с ними своими сухарями. Но назад, на Ладогу, старались не оглядываться, страшно, там плавали трупы. Нам запретили подходить к воде. Одна девочка из Перми осталась у озера в слезах, она решила вернуться обратно, а мы двинулись к Ленинграду. Вражеские налеты не прекращались, и мы свернули в лес. Присели на траву, стали петь песни, а я играла на гитаре и запевала.

В Ленинград мы попали только на следующий день. Нас привезли на Финский вокзал в маленьких вагончиках по узкоколейке. Вышли мы на улицу. Так красиво выложена мостовая, а в небе висят аэростаты заграждения. Мы шагали строевым шагом и от звука наших шагов нам самим делалось страшно. К ночи добрались в Рузовские казармы. В своей одежде легли спать по два человека на одну железную кровать. По очереди нас водили в баню. Вещи пропаривали, нам тоже чем-то мыли голову, Но волос у нас не было и это облегчало задачу.

В казармах спали на нарах по 10 человек, как дрова в печке. Нам выдали военную форму, но ее нужно было ушивать, подгонять по себе. Тут же отправлялись нести вахту по городу в разбитых домах. Еще нас возили за город заготавливать дрова, а потом обратно. Немецких часовых было видно невооруженным глазом. Я сама им фигу показывала, а они топают на вышке, но в нас не стреляют. Бадаевские склады были взорваны, но мы все-таки несколько раз искали там еду. Помогали старушкам и старикам. Они когда поедят, когда нет, идут домой и по дороге падают. Нас по два человека с тачкой отправляли патрулировать, мы подбирали трупы и свозили на специальный двор, откуда их увозили на Пискаревское кладбище. Я уже не боялась мертвецов, а живых мы сдавали в санитарный отдел и врачи старались их выходить.

Из Ленинграда нас отправили за 50 километров в Лисий Нос, а оттуда на катере по два человека переправили в Кронштадт в учебный отряд - школу связи им. Попова. Наша смена была из 52 человек. И каждый раз, когда приходил катер со следующими двумя девушками, мы обнимались и плакали, что остались живы.

Когда прибыли в Петровскую гавань, то там я увидела станины в рост сосен с нашего Пермского военного завода. Только утром мы увидели, что здание, в которое нас поместили, четырехэтажное и что в нем живут девушки-матросы с Урала. Все 3 тысячи с Южного Урала, из Свердловска, с поезда, на котором приехали и мы.

12 мая 1942 года я сидела в кровати в кубрике на четвертом этаже, тихонько играла на гитаре и пела. Все девушки сидели вокруг, словно муравьи. Так мы отмечали мой день рождения.

В школе связи длительное время мне приходилось быть и медсестрой, и счетным работником. Довелось мне принимать и набор 14-летних мальчиков-юнг. Надо было заполнить на них карточки, измерить рост, взвесить... Сколько тысяч их было, даже сказать сейчас не могу.

На столе уже лежало шесть карточек, и я шла из умывальника с мокрой головой. Смотрю симпатичный военный моряк. Я и говорю вслух: «Какой красивый морячок!». А в ответ: «На шкеньтопе, не разговаривать!» Я притихла, встала по стойке «смирно». Он приказал одеться и спуститься вниз.

Так получилось, что морячок этот сразу запал мне в сердце. Я, видно ему тоже приглянулась, он все смотрел на меня, когда я сидела на телефонной линии, все пытался меня о чем-то спросить. А в тот раз он отправил меня на линию, пришлось мне надевать когти и лезть на телефонный столб.

В нашу задачу входило обеспечение связи между боевыми частями, как перед боем, так и после него. Только прозвучит отбой воздушной тревоги, как мы бежали восстанавливать прерванную связь, прихватив катушки с проводом, когти и все, что необходимо. Мы не знали таких слов, как не могу и боюсь. Дисциплина была главное. А еще сознание, что от нас зависит очень многое, в том числе жизнь корабля и бесстрашных членов экипажа. Поэтому случалось и во время тревоги пробиралась ползком к цели, и горячие осколки ощущая под руками, однако связь я всегда обеспечивала.

За шесть месяцев в школе связи я многому научилась. В первую очередь плавать вокруг острова в шторм. И когда во время перехода на остров Лавансари потребовалось, я смело стояла на флагштоке вперед смотрящей. Жаль, что с годами уходит эта сила воли, и пережитый страх с годами подточил нервы, теперь я уже далеко не заплываю при сильном волнении. А еще мы научились провода соединять, и по столбам лазить, и сигнальную азбуку чтобы передавать информацию на расстоянии, и свои позывные не забывать, а также пароль, отзыв, которые менялись очень часто, и уберегать свою голову от фрица.

Однажды, когда я стояла на вахте на острове Кроншлот волной с рейда прибило мину рогатую. На сигнальном мостике находилась Клава Терентьева, пока она вызывала минера, мне пришлось прямо в матросской форме спуститься в воду, чтобы мина не ударилась о стенку пирса. Я одной рукой у пирса придерживала винтовку, другой поливала мину водой. Страха не испытывала, только чувство долга. Ведь Кроншлот - не место для отдыха. В одном здании находится кухня. Еще зал, где питаются, а там шестеро наших девочек, а под нами в воде склады. Но все обошлось.

Немцы очень хотели попасть в Кронштадт. Как-то подводная лодка подобралась совсем близко, и ее было видно невооруженным глазом. Мы в окно наблюдали, как на рейде наши торпедные катера неслись к ней с огромной скоростью, но лодка погрузилась на дно. Мы боялись, что ей удастся взорвать склады, над которыми спали и питались мы. Но тут поднялся большой водяной столб, лодка все же взорвалась. Было это 22 июня 1943 года. Это событие мы отметили, разлив из чайника по кружкам спирт.

Вспоминая те далекие годы, я думаю о том, какое же это было трудное время, и как стойко мы, совсем еще девчонки, все переносили. Голод, постоянные налеты вражеских самолетов. Бомбы рвутся. Снаряды с самолетов летят в фарватер, а мы мужественно несли службу. По тревоге мы вскакивали и бежали по канавам, по воде. И это все при нашем скудном питании: ложка каши овсяной, жидкий суп и кусочек хлеба, который можно кушать, только держа на ладони. Он тает во рту, как конфетка. Вода видна на кусочке. Я брала его в рот и не кусала, а только губами слегка сжимала, наслаждаясь и представляя, будто я ем хлеб. По вечерам нам давали кружку хвои отварной и чай. Мы радовались, что наш организм получает хотя бы это.

Старшина связи, он же мой начальник, и я полюбили друг друга по-настоящему. Боря был такой умный и честный. Но вскоре нам пришлось расстаться. Мой фронтовой отец сказал, конечно военные тоже имеют право на любовь, но я вас должен разлучить. Меня перевели на остров Кроншлот. Виделись мы с Борисом, только когда он с проверками связи приезжал на остров.

В 1944 году Боря взял у командира справки и разрешение, чтобы мы могли пойти в загс, и 8 июня 1944 года мы с ним расписались. После загса зашли на Ленинградскую к нашему фронтовому отцу К. Прошлецову, чтобы отметить это событие. Только Константин Михайлович произнес поздравительную речь и разлил по рюмкам спирт, как заревела сирена тревоги. И тогда Боря признался мне: «Я берег тебя для себя, но ухожу в Усть-Лугу добивать фрицев».

Враг уже отступал, а наши корабли преследовали противника. Мы выбежали на улицу и разбежались каждый в свою сторону, Боря в свою часть, а я в свою. Через подвесной мост перебраться не могла, так как он ходил ходуном, я спустилась под мост и поползла по дороге к Петровскому парку (памятник Петру I там стоял заколоченный досками), откуда из Кронштадта на Кроншлот ходил маленький катерок...

 

***

 

Теперь уже нету в живых моего Бореньки. Он прошел всю войну, на военной службе находился до 1960 года, потом вышел на гражданку, а в 1972 году его убило током. Но остались у нас две дочери. Живем в Латвии. Перебрались сюда из Таллина еще в 1947 году. Пришлось мне латышский язык осваивать и снова учиться. Теперь я на пенсии и у меня пятеро внуков. И все бы ничего, да болезни одолевают, но вот написала это письмо, и на душе легче стало...       

 

СОДЕРЖАНИЕ

Книга вышла при поддержке Генерального консульства РФ в Лиепае, Лиепайской русской общины и Валерия Агешина, депутата Сейма Латвии.