Главная » Подвиг Солдата » Ч » Чижик Константин Васильевич » Константин Васильевич ЧИЖИК

О войне и мире

Константин Васильевич ЧИЖИК

1925 г.р.

 

Кавалер орденов Красного Знамени, Красной Звезды, ордена Славы III степени, а также награжден тремя боевыми медалями, в том числе «За отвагу».

Судьба причудлива, а пути Господни, воистину неисповедимы. В этом я еще раз убедилась, слушая рассказ ветерана войны Константина Васильевича Чижика. Оказывается, он воевал в том стрелковом полку, который освобождал от фашистов мои родные места. Но когда мама рассказывала о жестоких боях в районе Холма, Торопца, Великих Лук, где она жила вместе с родителями, то не могла назвать номера частей и армий, участвовавших в боях. В то время она была еще ребенком. А участвовали в освобождении бойцы 117-й стрелковой дивизии, в том числе и 240-го стрелкового полка. Бои были тяжелые, кровопролитные и продолжались долго, с июня 1942 года по август 1943 года.

Именно в этом, 240-м стрелковом полку воевал Константин Васильевич Чижик. Правда, попал он в него не сразу, а после того, как выучился на пулеметчика и успел проделать определенный боевой путь в составе 96-го запасного стрелкового полка, куда был направлен после призыва в армию.

Довоенную жизнь Константина нельзя было назвать беззаботной и веселой, хотя именно таким обычно считают детство. Родился он в Башкирии 1 мая 1925 года близ станции Улу-Теляк. Отец работал в кузнице в колхозе.

«Матери я почти не помню, потому что она умерла от воспаления легких, когда мне было, пожалуй, года четыре, – начал свой рассказ Константин Васильевич Чижик. – Школа ближайшая, где учились с первого по третий классы, находилась за несколько километров, а чтобы получить дальнейшее образование, нужно было проделывать путь в 10 километров. Поэтому я закончил только три класса. Ведь кроме меня в семье было еще пятеро детей, я был третьим по старшинству. Жили бедно. Поэтому, как только старшие дети подрастали, принимались за работу. Мне с раннего возраста приходилось и скотину пасти, и другие сельские работы выполнять. Это меня рано закалило и помогало, несмотря на небольшой рост, справляться с местными мальчишками, а позднее на войне, когда приходилось таскать тяжелые части станкового пулемета на дальние расстояния…

Остальные дети, как только подрастали, тоже начинали помогать по хозяйству, работать в колхозе. Требования в то время были очень жесткие. Отца однажды чуть не посадили в тюрьму, за то, что он заболел и два дня не выходил на работу. «А справка у тебя есть, что ты болел», – настойчиво интересовался проверяющий. «Нет. Как я мог больной добраться до врача за десять километров?» – отвечал отец. Тогда ему чудом удалось избежать ареста, пожалели двое приехавших за ним сопровождающих. Они увидели такую большую семью, которая без кормильца (мы тогда еще маленькие были, и мама, хоть и больная, была жива) могла пропасть.

А потом началась война. Жили мы в Башкирии по хуторам, как в Латвии, а работали все в колхозе, который находился между хуторами. Когда все собрались там, то и узнали по радио, что началась война. Старшего брата Петра сразу забрали в армию, вместе с другими мужчинами и парнями. А оставшиеся работали в колхозе, как на каторге с восьми утра до семи часов вечера. Дел хватало, особенно во время уборочной. Только женщин, у которых были дети, отпускали раньше.

В конце 1942 года и я пошел проситься на фронт, но меня не взяли, сказали, мал еще. То ли возраст имели в виду, то ли рост… Только через два месяца, в январе 1943 года, все же призвали. Направили в Уфу, в училище, готовившее пулеметчиков. Мы осваивали станковые пулеметы до весны, а потом отправили на фронт.

Долго мы ехали, дней 10. От старшины узнали, что уже пересекли Волгу и двигаемся на Москву. Под Москвой части формировали, а осенью нас отправили на фронт. По дороге немцы бомбили нас на станциях. Я попал на 1-й Белорусский фронт, который воевал на Минском направлении. Сначала мы находились во втором эшелоне фронта, а под Минском стали первым. Как так получилось, на знаю. Но продвигались мы очень быстро. Схема была примерно такая – сначала артобстрел, потом марш-бросок на 500, а то и на 200 километров. Так до самой Польши добрались. Много народу полегло тогда. Но приходило пополнение, и мы снова двигались вперед.

Дошли до самой Вислы, стали ее форсировать. Было это в 1944 году. Там-то я и получил ранение, отголоски которого дают о себе знать до сих пор. Висла чем-то напоминает Даугаву. В том месте, где мы переправлялись, на середине реки был остров. Ночью туда на лодках переправили часть нашей дивизии, в том числе 240-й стрелковый полк, в котором я служил. Едва мы обосновались на островке, как налетели немецкие самолеты и стали бомбить. Пришлось вброд перебираться дальше на другой берег с разобранным пулеметом. Течение там сильное, все переживали за меня, как бы не унесло. Поэтому нагрузили побольше для весу и за руки держали. А на берегу в траншее сидели немцы. Они стали нас обстреливать.

Немало там полегло наших ребят. Но мы все же сумели перебраться на другой берег и захватить высоту. Правда, осталось нас только 21 человек. Очень не хотелось фашистам уступать эту высоту, потому что она давала большое преимущество, с нее легко было вести наблюдение и обстрел, но все же мы взяли ее. Взять-то взяли, но из траншей немцев выбить не удалось. А тут еще самолеты фашистские летают, бомбят нещадно. Нелегко было нам. Немцы совершали по две три атаки, где только они людей брали? В мае днем солнце уже пригревало настолько, что от лежавших вокруг трупов пошла вонь. Когда немцы пошли в очередную атаку, нас в живых осталось только двое. Один из немцев бросил в сторону моего пулемета гранату. К моему счастью, она разорвалась позади меня, поэтому я остался жив, хотя и был весь изранен осколками. За формирование Вислы меня наградили орденом Красного Знамени.

35 дней я провел в медсанбате, а потом снова на передовую.

Вдвоем с товарищем мы отправились в свою часть пешком. Нам вскоре повезло, в сторону фронта двигалась машина с боеприпасами, водитель охотно довез нас до самой Вислы. Свою часть мы не нашли, а встречный офицер взял нас под свое командование в артиллерию, где находились 45-миллиметровые пушки.

Когда началось наступление за Вислой, мы попали как бы в окружение. Местность была болотистая. Танки прошли, а артиллерийские орудия в лесу увязли. Бойцы стали помогать выталкивать машины, при помощи которых передвигались орудия, а я и еще трое бойцов с пулеметом разместились на опушке, чтобы немцы не застали врасплох. Они сначала рассеялись под натиском танков, а потом стали наседать на нас, пошли в наступление. Их было много, а нас только четверо. Уцелели в том бою лишь двое из нас. Я был первым наводчиком. Когда командира убили, стал командовать пулеметным расчетом…

«Так всю войну и прошагали пешком?» – не удержавшись, поинтересовалась я.

«Да», – ответил Константин Васильевич, но тут же добавил: «Впрочем, однажды нам повезло, подвезли танкисты, проезжавшие мимо. По рации они переговаривались с командованием. Мы услышали, что дано задание захватить мост через реку, не широкую – метров пять – шесть, но охраняемую немцами. Прозвучала команда: «Пехота, вперед!» И мы устремились вперед. Дело было вечером, мы тихонько подъехали к реке Одер. Пулеметчики рассредоточились, установили пулеметы, а танки остановились поодаль, чтобы в случае надобности поддержать. А утром немцы еще не совсем оправившиеся от сна, с удивлением обнаружили нас. Они-то думали, что мы где-то километров за 50 от них. Постреляли, постреляли немного и сдались. А нам важно было захватить мост, чтобы немцы не успели его взорвать до подхода наших основных сил…

Однажды, когда я получал продукты в столовой, меня увидел мой прежний командир роты, он пришел в часть, и нас перевели во вторую пулеметную роту, в которой я служил раньше.

С боями мы дошли до самого Берлина. За нами двигались танки. Рано утром вместо пропаганды по радио включали сирены. Но немцы отчаянно сопротивлялись. Они стреляли из-за углов, из окон домов. Нам удалось продвинуться на каких-нибудь 200 метров, а потом мы застряли. Тогда нас отозвали назад. Мы отошли к Эльбе и стояли в обороне.

Неподалеку находился мост. Однажды нам, пулеметчикам, приказали окопаться на берегу в кустах. Мы ждали двое суток. Потом прибыла вагонетка с двумя вагонами военных. На другом берегу тоже собрались военные, но это были не наши, а американские военнослужащие. Делегации пошли по мосту навстречу друг друга, где-то на середине встретились и стали обниматься… Все это в бинокль наблюдал наш командир взвода. Так произошла встреча союзников на Эльбе.

Однажды на рассвете, когда мы еще спали, вдруг раздались крики: «Конец войне!» На противоположном берегу стали стрелять из ракетниц. Так мы узнали, что война кончилась. Нас собрали в Ленинской комнате, поздравили всех и даже по 100 граммов фронтовых налили.

Но наши части еще какое-то время оставались на своих местах. По соседству с нами разместились американцы. Они жили в доме напротив, их отделял лишь забор, высотой 1,5 метра. Американцы с интересом наблюдали, как у нас проходят строевые учения, другие занятия. Потом забор решили поднять выше, но американцы умудрялись находить подставки и все равно вести за нами наблюдение. Но это не значит, что мы плохо относились друг к другу. Американцы угощали нас галетами, а мы их водкой и кислой капустой, которая им очень понравилась. Она, действительно, была очень вкусная, больше никогда не приходилось такой пробовать.

В Германии я прослужил до 1949 года, затем нас перевели в Эстонию. А демобилизовался я 23 февраля 1950 года, и вместе с товарищем, который был родом из Латвии, приехал в Лиепаю.

Устроился работать в пожарное депо, в Новой Лиепае на ул. Елгавас. Познакомился со своей будущей женой. Позднее перешел работать в строительную организацию, сначала в «Ремстройконтору». Потом выучился на крановщика и стал работать в «Строймеханизации», а перед пенсией последние три года трудился в Гробине.

 

Анна Протченко

 

Источник

«О войне и мире» 70-летию Великой Победы посвящается. Лиепая, 2015 год.