Воспоминания
от бывшего помощника начальника политотдела по комсомольской работе
67-й стрелковой дивизии Борисова Николая Алексеевича.
Мои воспоминания об участии в оборонительных боях за город Лиепаю в период Великой Отечественной войны.
С 22 июня по 1 июля 1941 года.
Шел июнь 1941 года. Наша 67 стрелковая дивизия жила напряженной жизнью. В подразделениях проходили ежедневные тактические учения. Сооружались лагеря на окраине Либавы. В полках и отдельных батальонах проходили партийные и комсомольские собрания, на которых шел большой разговор, как лучше поднять в частях боевую готовность подразделений. Мы работники политотдела буквально ежедневно с подъема и до отбоя находились в частях, помогая организовать партийно-политическую работу.
Закончив проведение комсомольских собраний в Либавском гарнизоне, я выехал в командировку на пять в 114 СП который дислоцировался в городе Виндаве. Вместе с руководством полка провели партийное, а затем комсомольское собрания с тем же вопросом, что и в частях Либавского гарнизона. Потом вручил комсомольские билеты вступившим в ряды ВЛКСМ красноармейцам и младшим командирам.
С 15 июля генерал-майор Дедаев Н.А. приказал всем частям дивизии в порядке учебы ввести боевую готовность. Мне было приказано проверить в 114 СП, как выполняется данный приказ. В результате проведенной большой политической работы – все командиры, бойцы и политработники старались выполнить данный приказ с высокой честью.
17 июля возвращался из командировки по железной дороге через Ригу. Поезд прибыл в Ригу утром, а на Либаву уходил вечером.
В это время был в Политическом управлении округа в комсомольском отделе, где разговаривал со старшим политруком Мазуровым по вопросу улучшения комсомольской работы в частях соединения. Затем встретился с группой командиров и политработников, которые до Округа служили в 67 стрелковой дивизии. Их интерес к дивизии был очень большой, и особенно к боевой и политической подготовке. Работая в Округе – они, бывшие работники и патриоты 67 СД гордились тем, что дивизия была одной из лучших в Округе. Этого успеха они желали иметь и в дальнейшем. На прощание сказал им, что дела идут в дивизии хорошо. Новый командир дивизии генерал-майор Дедаев занимается боевой и политической подготовкой также много, как занимался бывший генерал-майор Комиссаров К. В дивизии очень много новых командиров и политработников, но результаты в боевой подготовке не снижаются, а даже они возвышаются.
Вечером перед посадкой в поезд встретил нашего начальника штаба дивизии полковника Бобовича В. Он возвращался из краткосрочного отпуска. Ездил за оформлением рекомендаций для вступления из Кандидатов в члены ВКП(б).
Полковник Бобович прибыл в дивизию осенью 1940 года, до этого он служил в войсках НКВД и там был принят Кандидатом в члены ВКП(б). В июне месяце 1941 года кончался кандидатский стаж.
В Либаву выехали в одном поезде. он пригласил меня к себе в вагон в свое купе. Вся дорога прошла в разговорах. Полковник исключительно был рад результатами поездки. Рекомендации все получил и полностью оформлены. Был в Москве, делился своими впечатлениями о жизни в Москве.
18 июня утром явился на службу в штаб дивизии. Через часа два по приказу генерал-майора Дедаева начались штабные тактические игры. В этих учениях принимал участие и я. Они проходили включительно по 21 июня – круглые сутки. Во второй половине дня – 21 июня был сделан небольшой перерыв на обед. Всем разрешили отлучится на 2 часа для посещения семей. Сбор после обеда был назначен к 17.00.
Все явились в указанное время. Началось совещание, которое проводили начальник штаба – полковник Бобович и начальник политотдела – полковой комиссар Котомин. Разбирались результаты игр, которые связывались с международной обстановкой, доводился план практических 6-дневных учений дивизии с выходом в поле. Планом предусматривалось проведение учений с 22 июня по 28 июня, для подготовки частей к учениям работники штаба и политотдела сразу с того совещания направлялись в полки и батальоны. Я и капитан Славин направлялись в 281 СП, который находился на южной окраине города Лиепая. Вся ночь прошла в подготовке и проверке подразделений к предстоящим учениям. А на рассвете 22 июня, когда полк вышел на марш, в воздухе послышался рев моторов и повсюду происходили сильные взрывы. Падали и взрывались бомбы. Все спрашивали друг у друга, что случилось? Но кругом было ничего невидно, над землей стоял плотной стеной густой туман. Запрашивали штаб дивизии – ответа нет. Только через час, когда из-за горизонта показались показалось багряное солнце и через туман пробивались первые яркие лучи все проявилось. Из штаба дивизии был получен первый боевой приказ, в котором говорилось: «На нашу государственную границу на рассвете 22 июня 1941 года напала фашистская Германия и подвергла бомбардировке гор. Лиепаю». А дальше содержался призыв командования ко всем красноармейцам, командирам и политработникам дивизии с честью защищать рубежи своей Отчизны. Предлагалось все подготовительные мероприятия к учениям отменить, а полку с двумя приданными дивизионами 242 ГАП срочно сосредоточиться на правом берегу реки Барта в районе станция Барта. Приказ был подписан генерал-майором Дедаевым, начальником штаба – полковником Бобовичем и полковым комиссаром Котоминым.
В составе этого полка приказывалось оставаться и мне, а капитану Славину срочно явиться в штаб дивизии.
Перед станцией Барта, был получен второй боевой приказ, в котором ставилась конкретная боевая задача перед дивизией и полком. С получением второго приказа, командир полка подполковник Есин и я провели короткий митинг с доведением боевой задачи, поставленной командованием дивизии.
Во время рассредоточения над нашими головами проходили фашистские самолеты на Либаву. Нам были видны их варварские действия – они бомбили город, убивая мирных жителей.
В каждом из нас вспыхнула злоба и ненависть к фашистским стервятникам с небывалой силой.
В этот момент все силы были отданы тому, чтобы в самый короткий срок занять район обороны от станции Барта до местечка Ница.
В 10.00 – 22 июня в присутствии меня, с командного пункта подполковник Есин докладывал по рации генералу Дедаеву и полковнику Бобовичу: «Полк к выполнению боевого приказа готов, все подразделения находятся на исходных рубежах».
В течение всего дня я находился в подразделениях, старался довести до каждого бойца боевую задачу и подготовить подразделения к бою, если враг окажется перед лицом обороны полка. Проверял качество окопов и маскировки, обеспеченность боеприпасами.
Во-второй половине дня проверял состояние тыла и занимался с местным населением, проживающего в районе расположения нашей обороны, с целью содействия Красной Армии в войне с гитлеровской Германией. Следует отметить, что местные жители помогали нам продовольствием, активисты помогали бороться с бывшими националистами-айсаргами.
В этот день гитлеровская авиация трижды совершала налет на Либаву. Все внимание было сосредоточено в борьбе с авиацией. Верно средств у нас было мало – они состояли из крупнокалиберных зенитных пулеметов. В этот день наши истребители поднимались в воздух несколько раз и вступали в бой с фашистскими стервятниками. Была исключительная радость, когда в воздухе загорелся вражеский самолет, или когда наши «чайки» появлялись над нашими головами.
К вечеру закончились все оборонительные работы – все подразделения заняли прочную оборону. Вся ночь прошла в напряженном состоянии – ожидая новых событий.
На дорогах встречали, останавливали отступающие подразделения из района Паланги.
23 июня с 4 часов утра отражали несколько раз налет авиации, а потом, когда на «КП» полка сообщили, что замечены мотомехчасти и танки с крестами.
Подполковник Есин отдает приказ срочно всем подразделениям подготовиться к бою, а артиллеристам произвести артобстрел по замеченным колонам.
Я срочно на лошади галопом устремился к артиллеристам, которые находились в районе станция Барта, чтобы воодушевить их к бою. Для выполнения боевой задачи у наших артиллеристов были очень большие трудности, так как они вышли воевать не имея командиров орудий и наводчиков. Они были откомандированы по приказу округа в другие части за несколько дней до войны.
Требовалось мобилизовать весь командный состав ГАПа поработать в качестве наводчиков. Наводчиками был средний командный состав в числе их был ответственный секретарь бюро ВЛКСМ гаубичного полка лейтенант Лесняк
Мощный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь по врагу – неслись приказы с «КП» полка. Бои с каждым часом нарастали. Немцы стремились наступать. Находясь с утра среди артиллеристов и в батальоне капитана Жукова, участвовал в отражении фашистов. А во-второй половине дня подполковник Есин обратился ко мне, чтобы я срочно выехал в батальон старшего лейтенанта Бакрадзе и любой
ценой удерживать мост через реку Барта в районе Ница. Находясь на переднем крае в районе моста вместе с пулеметчиками участвовал в отражении фашистских частей.
Весь день шло большое сражение за Либаву. От залпов артиллеристов дивизии и моряков содрогалась земля, колебался воздух, кругом стоял адский артиллерийский грохот. Вся наша подготовленная оборона навалилась на колонны фашистов и к вечеру полностью их отбили. Ни один немец не прошел через наш рубеж в тот день.
С наступление темноты, за мост в районе развилки дорог была выдвинута разведывательная группа из батальона Бакрадзе.
Из Либавы подступила шифрограмма. Она была послана из политотдела со связанным на мое имя. Полковой комиссар Котомин просил меня довести до всех подразделений о героическом действии полковой школы 56 СП. 23 июня в районе стрельбища немцы пытались выбросить крупный авиадесант, и полковая школа полностью его уничтожила. Этот героический пример полковой школы я рассказывал бойцам и командирам. Подвиг курсантов стал примером для всех подразделений дивизии.
Бить фашистов, так как бьет полковая школа 56 СП – стал девизом всех подразделений, находившихся на реке Барта. Помню, когда находился в роте пулеметчиков, где политруком был тов. Шевченко и обратившись с призывом – больше огня, бить так как бьет фашистов полковая школа, а мне ответили: «Мы не только пулеметным огнем будем резать фашистов, но и руками душить, пусть знают силу Красной Армии».
Наступила ночь. Я продолжал находиться на правой стороне обороны моста и предупредил бойцов, командиров по усилению охраны в ночное время.
На мосту находился лейтенант с бойцами и двумя противотанковыми пушками. В это время на левой стороне реки Барта послышались выстрелы. Все принимаем боевую готовность, ждем сообщения от разведгруппы. На мосту послышался голос красноармейца – не стреляйте, взяли машину с немцами. Вот и появилась машина в окружении наших разведчиков. Она встала на середине моста. Стали просить скорее подать грузовую автомашину. Быстро появилась она. Подцепили легковую автомашину с фашистами и потащили в тыл. Я еще оставался у моста и приказал всей обороне моста подготовиться к бою и не ослаблять наблюдение. С захватом этой машины толкало на предположение ночного наступления гитлеровцев. И только длительную паузу времени убедившись в отсутствии опасности, побежал в тыл, туда где стояли машины. автомашины стояли на дороге. Вокруг машин стояло много командиров и красноармейцев. Немцы были водворены в грузовую автомашину. Все они были живые, несколько человек из них имели легкие ранения. Здесь я узнал, что их было 5 человек. В легковой машине было очень много документов-бумаг. Была сделана небольшая попытка установить их звания и должности. Все что удалось выяснить – это то, что в той машине был штаб комендатуры, направлявшийся в гор. Либаву. А начальник штаба 281 С.П. майор (фамилию его не знаю) нам сказал: самый старший среди немцев-захваченных – майор.
И района Ницы их срочно отправили под конвоем в Военный городок, а в легковой трофейной автомашине выехал уполномоченный особого отдела тов. Иваненков.
Всю ночь с 23 на 24 июня я занимался проверкой подразделений, часовых по охране района обороны. Поймали 3х националистов-айсаргов, которые из-за сараев ракетами давали сигналы. Утром с ними было покончено.
С утра 24 июня опять возобновились бои. Фашисты не раз предпринимали наступления, но все были отбиты. Дважды налетали гитлеровские стервятники на наши оборонительные рубежи. Для отражения авиации использовались винтовки. Красноармейцы, ложась на спину и из винтовок залпами били по вражеским истребителям. Во второй половине дня в нашем районе бои стихли.
К нам прибыл начальник оперативного отдела штаба дивизии тов. Меденцев Степан Павлович для уточнения обстановки и постановки новой боевой задачи.
По приказу генерал-майора некоторые подразделения стягивались ближе к Либаве. Отводился батальон капитана Жукова с гаубичным дивизионом, были сняты пулеметчики в Нице. Приказывалось скомплектовать ударный отряд для уничтожения авиадесанта в районе аэродрома, а в районе Ницы небольшими силами организовать круговую оборону с целью удержания моста. Здесь же на «КП» майор Меденцев С.П. рассказал о боевых действиях дивизии и моряков, о героическом действии противотанкового дивизиона, которым командовал старший лейтенант тов. Лебедев. Дивизион вел упорные бои с танками фашистов.
После отъезда тов. Меденцева, я помогал формировать отряд, организовать круговую оборону у моста.
Часов около 17.00 с зам. начальника штаба 281 С.П. старшим лейтенантом (фамилию забыл) провели небольшое совещание в районе круговой обороны. Перед нами поставили задачу – круговой обороной удержать мост. Совещание проходило в саду хутора на реке Барта. В это время к нам прибыл секретарь горкома ВЛКСМ города Либавы тов. Судмалис с группой комсомольцев 3-4 человека. Он интересовался положением в нашем районе, спрашивал чем может помочь комсомол города. От тов. Судмалиса я и присутствующие командиры узнали об активном участие в обороне города коммунистов, рабочих и комсомольцев. Они трудятся вместе в одном строю с красноармейцами и краснофлотцами.
По времени он был минут – 30. На прощание я просил его, как можно больше собрать комсомольцев в боевые подразделения для защиты города. Он пообещал это сделать.
К вечеру в район Ницы прибыли две грузовые автомашины из военного городка с пополнением для ударного отряда. Пополнение состояло из разных тыловых подразделений, но все добровольцы – коммунисты и комсомольцы.
Комиссаром отряда был придан старший политрук из числа моряков (фамилию не знаю). Настроение у всех было отличное и каждый готов с честью выполнить боевое задание. Я никогда не забуду одного момента, когда рассказал отряду задачу и в конце призывал их к бесстрашию, смелому натиску по разгрому десанта – от участников отряда последовал другой ответ: Разобьем фашистских гадов.
К отряду присоединились пограничники в количестве 20-30 человек во главе с майором Черниковым и батальонным комиссаром Морозовым. Пограничники прибыли к нам 23 июня утром после тяжелых боев из района Руцавы. Они рассказали нам, что отступление проходило с боями и прикрытием. Командование отряда заявило командиру полка Есину: «Просим принять в полк для совместных действий». Просьба была удовлетворена пограничников, они остались воевать в 67 С.Д.
Отряд уходил на выполнение боевого задания 20.00 часов. Через некоторое время с группой артиллеристов выехал и я. Наступление готовилось внезапно, ночью. Поддерживать атаку приказывалось арт. дивизиону ГАПа, которым командовал капитан Попов. Перед нами стояла задача – нанести удар по аэродрому и разгромить десант, который был выброшен 24 июля днем. Расположившись для атаки, ждали момента. В 23.00 взлетают ракеты, артиллеристы капитана Попова совершают артподготовку, а потом с криками УРА! Вперед! весь отряд бросился в атаку. Немцев застали полусонных в воронках от бомб. Некоторые подразделения перешли в рукопашную схватку. Ночь, видимость была плохая, но продвигаясь с атакующими подразделениями можно было видеть, как быстро очищается аэродром от немцев. Остатки их бросились бежать в ангары. Со всех сторон кричали: «убить фашистов в ангарах». Часть их стала сдаваться, бросать оружие и не сопротивляться. Операция заканчивалась. Находясь все время с отрядом – был очень рад за результаты выполнения данной операции.
Отряду дали команду отходить на сборный пункт к дороге. В этот момент нас постигла неприятная история. С северо-восточного направления по нам ударила немецкая артиллерия, от которой часть наших товарищей погибло. В числе погибших был майор Черников, тяжело ранило старшего политрука – комиссара отряда. Последовал приказ на отход к лесу, затем к Нице. Перед Ницей представитель штаба дивизии старший лейтенант инженерных войск передал приказ командования дивизии – всем оставшимся силам прибыть в гор. Либаву.
Марш проходил на рассвете. Сил было до батальона пехоты и арт. дивизион капитана Попова. Командиром колонны был назначен Попов, а я, батальонный комиссар Морозов были помощниками его. Раненые находились на повозках и автоприцепах. Много пришлось приложить трудов, чтобы марш прошел организованно, быстро до спада тумана. Марш проходил по приморской дороге и только туман служил средством прикрытия от налета вражеской авиации. Туман прикрывал нашу колонну и прибыли в район 27 береговой батареи благополучно. Быстро рассредоточив всех в высоком кустарнике для ожидания дальнейших приказов. Раненых отправили в казарму батареи. Туман спал. Я побежал искать пункт связи, чтобы связаться с КП дивизией. А в это время раздался сигнал воздушной тревоги. Всем было приказано принять боевые порядки и подготовиться к бою с авиацией, десантом если будут сбрасывать. Находясь рядом с береговым валом поспешил в оборону моряков, которые занимали этот вал. Обстрел самолетов вели из винтовок. Было очень досадно, что фашистские стервятники летают, ведут пулеметный огонь и у нас не сильных огневых средств для удара. Минут 30 проходила такая обстановка. И вдруг на автомашинах появились моряки с крупнокалиберными зенитными пулеметами; открыв мощный огонь по самолетам, все прыгали «браво, молодцы ребята, бейте еще сильнее». Фашисты чувствуют мощный и плотный огонь – вынуждены уйти в море. Прозвучал сигнал отбоя. Я бегом сорвался с вала, чтобы узнать положение батальона и арт. дивизиона. Когда появился среди артиллеристов, меня постиг очень большой удар, на моих глазах нач. штаба дивизиона ст. лейтенант Шевченко отправлял тяжело раненого в грудь капитана Попова – в казарму батареи. Все вопросы по руководству этими силами пришлось взять на себя.
Требовалось срочно связаться с КП дивизии. За помощью пришлось обратиться на командный пункт береговой батареи. Моряки с исключительной быстротой взялись за это дело. Они связались со штабом базы, а там связались с КП дивизией.
По аппарату был передан приказ полковника Бобовича: старшему политруку Борисову как можно скорее прибыть в штаб дивизии без людей и техники. Получив устное приказание и узнав что КП находится в военном городке – от радости произошел в миг такой прилив сил, энергии во мне, я готов был лететь через город, а не идти. Хотелось как можно скорее попасть в штаб дивизии, доложить о своих делах и узнать о боевых действиях других подразделений и частей.
Перед уходом на КП – зашел в подразделения, пожелал продолжать отдыхать и привести в порядок внешний вид и ждать моего возвращения. Не имея никакой информации о положении в городе – я пошел один.
Подойдя к первым домам улицы, меня остановили часовые моряки и предупредили при прохождении города будьте осторожнее, местами из домов и чердаков националисты и бывшие айсарги стреляют в командиров.
Несмотря на опасность я решился через город идти один, приказание надо выполнить, на КП – явиться. На всякий случай подготовил пистолет и гранату. Путь до Розовой площади прошел хорошо, а на повороте с левой стороны улицы по мне открыли с 2х чердаков стрельбу. Я укрылся за углом дома и даю ответный огонь. На стрельбу из-за угла выбежали трое рабочих и закричали – товарищ поможем! Они открыли винтовочный огонь. Бандитские выстрелы смолкли, а дружинники продолжали кричать и ругать: «Сделайте ещё выстрелы – поймаем расстреляем». За оказанную помощь я поблагодарил их, и они помогли мне пройти это место более безопасным путем. Расставаясь с рабочими еще раз поблагодарил за совместное действие, а они сказали: сегодня наведем порядок в городе, фашистов-айсаргов выбьем с чердаков. Дошел до морского канала. Мост через канал был разведен. На посту стояли два моряка. Предъявив им свои документы, стал просить, чтобы они переправили меня в городок. Но переправиться было не так легко. Вначале пошла связь с дежурным по штабу базы, чтобы получить разрешение на право перевоза меня. Когда все было уточнено и выяснено, один моряк на весельной лодке перевез в городок.
Городок был в дыму, горели постройки, во многих местах от дороги виднелись воронки от бомб. Я стремился, как можно скорее добраться до штаба. Поравнявшись с переулком, которые вел к зданию Морского госпиталя, посмотрел в ту сторону, чтобы узнать, а цел ли дом напротив госпиталя. В нем я жил, там осталась моя семья, как и другие семьи. Хотелось узнать, а где они, каково их положение. Но заходить на квартиру нет времени. Каждая минута дорога, на моей совести батальон и арт. дивизион. Нужно скорее приобщить к делу эти силы. Волнения в этот момент были большие. Все же устремился скорее в штаб, который почти был рядом.
Вбегаю в штаб, а он пуст и только на заднем дворе нашел человек 7 красноармейцев из комендантского взвода. Через их узнал, где находится КП дивизии. Расстояние от здания штаба дивизии до штаба ЛАПа было километра 2,5, заметив наличие у них 2 велосипедов – один взял и устремился скорее к штабу ЛАП. Опять сигнал воздушной тревоги. В воздухе фашистские стервятники-бомбардировщики и истребители. Наш зенитный дивизион, который располагался на плацу городка, открыл огонь. Но я не останавливался, несусь на КП.
Прибыв на КП, в помещение штаба ЛАПа, я встретил полковника Бобовича, полкового комиссара Котомина и несколько человек штабных командиров.
Доложив о результатах боевых действий по уничтожению десанта и выполнении приказа о возвращении боевых сил от Ницы. Рассказал о бандитских действиях айсаргов и националистов в городе. А полковой комиссар Котомин сказал: «Нужно часть рабочих отрядов с передовой отправить в город для охраны порядка». Он вызвал дежурного по штабу и отдал приказание: добиться связи с Горкомом ВКП(б) для переговоров. Мне последовало приказание: Все оставшиеся силы с южной части города сосредоточить в военный городок и как можно скорее.
Для быстрого обратного возращения в район 27 батареи, в мое распоряжение дали грузовую автомашину, 4 бойцов, и лейтенанта из 281 С.П.
Перед выездом я сказал полковнику Бобовичу и полковому комиссару Котомину, если через час не доложу по телефону, считайте нас погибшими в городе и высылайте других работников штаба.
От КП до города проехали благополучно, но только миновали одну треть улицы, как с чердака дома правой стороны раздались выстрелы в нашу машину. Мы были на готове и молниеносно дали ответный залп. Перед каналом в городе на повороте дороги повторилась такая же история. Здесь же нас застал налет авиации. Шоферу приказываю развить самую большую скорость и ведем наблюдение за воздухом. Проезжая на молниеносной скорости Розовую площадь, улицы мы очень за короткое время покрыли путь и были в расположении наших сил. Я поспешил доложить руководству дивизии о благополучном прибытие.
Быстро, пока нет в воздухе авиации, даю приказание двум младшим лейтенантам и 3 лейтенантам построить все подразделения, дивизион ГАПа и выехать на дорогу. Сообщаю всем – идем через город – в военный городок. Городом нужно пройти четким строевым шагом и спеть песнью. Чтобы наше прохождение воодушевило силу Красной Армии, радостью для трудящихся Либавы и страхом для фашистов, бандитов-айсаргов.
Я знал их усталость, с 21 июня бес сил и отдыха, были контратакующих и оборонительных боях, ходили в атаку против десанта, но был уверен – они бойцы 67 С.Д., не подведут и сейчас, победят усталость и сон. Я не ошибся в них, прошли организованно, четким строевым шагом, спели песню «Взвейся знамя Коммунизма». Такое прохождение боевых сил бесспорно воздействовало на гражданское население города для поднятия боевого духа.
Колонна бойцов вступила в военный городок и поравнявшись со столовой военторга из 2х бывших жилых домов, расположенных напротив столовой, выбежали раненые красноармейцы и с восторгом встречали проходившие подразделения, а меня остановили и попросили рассказать о положении на фронте. Трудно было за короткое время рассказать все, что делалось, совершалось нашими частями 24 июня, в ночь с 24 на 25 июня. В конце беседы сказал: «Фашистов бьем на всех направлениях. А вы кто чувствует себя хорошо, собирайтесь, да приходите на КП дивизии для пополнения подразделений».
Прибывший батальон временно рассредоточил в районе ДКА, где местность служила хорошим прикрытием от авиации. Кругом стояли толстые высокие сосны окруженные кустарником, а с северо-восточной стороны прикрывал большой зеленый вал.
Артиллеристам приказали сходу занять огневые позиции в районе КП дивизии. В воздухе все время появлялась немецкая авиация и стала уже принимать коварные действия.
Я еще не успел отлучиться из района ДКА, как под вершинами сосен, с шумом и треском полетели из самолетов вниз мелкие плитки на наши головы. Падающие плитки в воздухе загорались, огненные падали на землю. Горела земля, кусты, наши шинели. Все бросились спасать свои шинели и тушить пожары в кустах.
Когда опасность миновала, пожары были ликвидированы, я пошел на КП.
Подходя к командному пункту, я встретил артиллеристов, которые устанавливали свои гаубицы.
Вошел в помещение и сразу почувствовал совершенно другую обстановку, чем она была утром.
У присутствовавших был очень подавленный вид, но сходу спросить воздержался. Я вошел в комнату, где находился полковник Бобович и полковой комиссар Котомин. Хотел было докладывать, а полковник Бобович жестом руки указал на стул и тихо сказал: «Садись». Они продолжали молчать. Сидя на стуле я всматривался в их лица, не зная подавленного состояния, ожидал приказания на доклад о выполнении мной приказа.
Минут пятнадцать длилось такое состояние. Потом поднялся полковник Бобович, сделал несколько шагов и сказал: «Сегодня на рассвете погибли генерал-майор Дедаев, помощник комдива майор Лупанов и тяжело ранен начальник артиллерии полковник Корнеев».
Сообщение было очень тяжелое. После такой потери всем было очень тяжело. Да, сказал полковник Бобович, как бы было не тяжело, а воевать то надо, давайте ближе к делу, обстановка не терпит. Я приступил к докладу о результатах переброски сил в район ДКА.
В это время вошел адъютант генерала лейтенант и стал докладывать о ходе рытья могилы для захоронения тела генерала Дедаева и майора Лупанова. Здесь я услышал о месте могилы (военное кладбище в городке). Они приказали адъютанту проверить готовность могилы и доложить.
Закончился наконец и мой доклад. Они приказали все подразделения направить на завод «Тосмаре», где занимает оборону остальные подразделения 281 С.П.
При прохождении дорогой – всюду рядом шли бои, раздавались винтовочные выстрелы, пулеметные очереди и разрывы мин.
Перед уходом мне было приказано, как можно скорее возвращаться на совещание.
Вернувшись обратно, перед совещанием встретил работников политотдела старших политруков Киселева и Петрова от которых узнал о эвакуации семей. Я высказался за то, чтобы побывать на квартире и посмотреть ее. А Киселев и говорит: «Там смотреть уже нечего. Все комнаты заняты под госпиталь.»
Малость успокоился таким сообщениям, вместе с ними ожидал начала совещания.
Совещание проводили полковник Бобович и полковой комиссар Котомин. В начале сделано сообщение о гибели генерал-майора Дедаева и майора Лупанов и других командиров. Совещание вставанием почтило память погибших товарищей.
Полковой комиссар выступил с приказом, который призывал всех бойцов, командиров и политработников отомстить фашистам за гибель генерал-майора Дедаева массовой ночной атакой и отбросить их от стен Либавы на 5 километров. Он же сделал конкретные указания всем присутствующим работникам: политотдела, штаба, командирам и комиссарам частей, что нужно проделать для подготовки ночной атаки. Полковник Бобович довел до сведения всех – из Павилосты ожидали прибытия батальона с арт. дивизионом ЛАПа, которым командовал капитан Копейкин и прибытие подразделений из Виндавы из 114 стрелкового полка.
Начальник химслужбы дивизии сообщил, что выброшенные фашистской авиацией разные безделушки при проверке хим. взводом, оказались отравленные ипритом и взрывчаткой. Сообщите всем подразделениям – в руки безделушки не брать. На этом совещании полковой комиссар Котомин требовал от председателя трибунала дивизии скорее закончить все выяснения с захваченными фашистами в районе Ници и покончить с ними.
После этого совещания все командиры штаба дивизии, которые еще оставались в живых, направлялись в части для подготовки ночной атаки. Меня опять оставили за 281 С.П. Но видя, как я спотыкаюсь от бессонницы – разрешили до вечера отдыхать. Придя в помещение казармы, расположился рядом со штабом. В мирное время здесь находился дивизион капитана Степана Копейкина, а сейчас находился комендантские подразделения.
Нашел свободную постель и лег. Только заснул, как вдруг артиллеристы капитана Попова открыли такой интенсивный огонь – все заходило, затряслось. Я поднялся. Слышу всюду возгласы – смотрите как работают артиллеристы. От радости у меня и сон сразу пропал. Закурил, хватил холодной ключевой воды и вышел из помещения. Радостно было смотреть на питомцев, которых воспитал коммунист капитан Попов.
В это время на помостах штаба появился полковник Бобович. Увидев меня – спросил, почему не спишь? Сон пропал товарищ полковник! Ну смотри, ночью придется опять воевать! А артиллеристы прилагая все свои старания, посылая один за другими снарядом. От такой работы у него появилось радостная улыбка. Да, говорит полковник, если бы не такая разбросанность дивизии, которая протянулась при обороне 140 километров, мы могли бы иметь такой хороший кулак, от которого немцы наверняка бы удрали от Либавы за несколько десятков километров.
И в этот момент сказал: «Обижаюсь я на себя, что так долго не вступал в ряды Коммунистической партии». Стараясь не обидеть полковника Бобовича, я сказал: «Вы ведь теперь член партии, получили партбилет». Улыбнувшись, он сказал: «Все это так, но все же поздно».
Полковника Бобовича принимали из Кандидатов в члены ВКП(б) 20 июля, когда шли учебные тактические игры.
При этом разговоре я выложил свое беспокойство о раненых оставленных в районе 27 батареи и хотелось бы знать положение в городе после нашего прохождения.
Полковник и говорит мне, сейчас пойдет машина туда и обратно – на ней можете и съездить. И добавил: «Я разрешаю Вам для этого дела проехать».
К штабу подошла автомашина грузовая на которой выехал я.
Проезжая по городу – бросилась резкая перемена, наступила как бы другая обстановка, резко отличающаяся от утренней, не было сделано не одного выстрела с чердаков бандитами-айсаргами. В городе был был полный порядок, на улицах ходили или стояли рабочие патрули.
Прибыв в район батареи я увидел две грузовые автомашины с которых женщины в белых куртках выдавали по бутылке лимонада, по пачке печенья, по плитке шоколада и по пачке папирос «Беломор».
Разыскав помещение, где находились раненые. Я вошел в большой зал. Больничных условий не было. На койках лежали раненые, укрытые одеялами или шинелями. Их было много. Врач с санитарами оказывали соответствующую помощь. Узнал положение капитана Попова, он был в тяжелом состоянии, но врач сказал – будет жить.
С этой машиной вернулся обратно на «КП». Полковник Бобович находился еще в штабе, а полковой комиссар Котомин был на передней линии обороны.
Кругом шла стрельба. Она была рядом с КП.
Я доложил о возвращении, о положении раненых и о видимом состоянии жизни в городе. Полковник поблагодарил меня за доклад, разрешил отдохнуть один час. Зашел в казарму, первый раз с 18 июня, снял сапоги и дал ногам отдохнуть.
В 19.00 стал собираться в полк для подготовки подразделений к ночной атаке. Для сокращения времени, решил ехать на лошади.
В пути следования пулеметной очередью мою лошадь убило, а я слетел и сильно ушиб правую ногу. Обмундирование все порвалось и прикрывала только шинель. В начале лежал, а потом собравшись силами, намочил два носовых платка и приложил к ноге. Нашлись пара таблеток (?), которые принял. тут же в кустах выломал покрепче палку, поднялся и направился в полк.
Придя в район обороны полка, который проходил по полотну железной дороги. Нашел КП полка, на котором находились майор нач. штаба полка, зам. командира полка по материальному обеспечению Сарофилов и офицер партбюро. Ознакомившись с ходом подготовки к ночной атаки, в результате полученной информации от руководителей полка – решил пройти в подразделения и там проверить результаты подготовки. Командирами рот, взводов в большинстве были младшие командиры и редко где командовали лейтенанты. В подразделениях беседовал с бойцами, как лучше выполнить боевой приказ. Но боль в ноге не давала мне большого действия.
Попросил пару наступательных гранат, стал ожидать вместе с подразделением начало атаки. Напоминали бойцам не курить, не разговаривать, подготовить гранаты. К 23.00 наступила ночная тишина. Взлеты сигналов ракет. Минометчики, пулеметчики открыли огонь, а за ним полетели гранаты и с криками УРА, ха Родину, Вперед! поднимаем подразделения в наступление.
Ночь, местность покрыта кустарником. Только видны вспышки выстрелов, взрывы мин и гранат. Бегущие впереди стали кричать – немцы бегут, окопы пустые. Наступление проходило успешно. Враг оставлял технику, боеприпасы. За три часа боя полк в половинном составе выполнил боевой приказ командования дивизии.
В ночной атаке большого успеха достигли батальоны капитана Жукова и капитана Дедечкина, отряды моряков и рабочих. они действовали в направлении Гробини. там руководил подполковник Есин и начальник оперативного отдела штаба дивизии майор Меденцев С.П. Правый фланг выбил немцев из Гробини. Самым страшным для немцев был наш штыковой удар. Они убегали в страхе и панике, а особенно ночью. Это я убедился как участник второй ночной атаки, да и из допроса пленных немцев.
В эту ночь был ранен подполковник Есин – о судьбе которого после 27 июня нечего не слышал.
Коротко о подполковнике Есине. Он прибыл в дивизию в начале 1941 года. За плечами был долгий путь службы, академия им. Фрунзе. Имел медаль ХХ РККА. Культурный, грамотный и энергичный командир, много отдавал сил для воспитания и обучения бойцов и командиров. Находясь все время вместе с ним с первых часов войны, должен сказать: Подполковник Есин дрался смело, героически и грамотно. Это его полк нанес сокрушительный удар по врагу под Гробиней и чуть не захватил штабы немецких частей с 23 на 24 июня. В полку все подразделения дрались с исключительной отвагой. С 23 июня с утра не было в строю комиссара полка старшего батальонного комиссара Павлова. Попав под бомбежку, он сильно обгорел. Но и эта трудность была преодолена коммунистом подполковником Есиным. Политический и боевой дух в подразделениях все время был высокий. Подполковник Есин был именно героем обороны гор. Либавы.
Чуть стал показываться рассвет, дальнейшее наступление было приостановлено. Приказали прочно закрепиться на валу, по дороге ведущей из города на Гробиню.
К 9 часам утра представители штаба и политотдела дивизии были вызваны на КП полковником Бобовичем. Все прибывшие докладывали результаты ночной атаки. Давая общую оценку, полковник Бобович так сказал: «Все подразделения приказ выполнили с честью».
Я хромая, долго не снимая свою прожженную шинель, почему-то заставило обратить на это внимание полковника. И мне последовал вопрос, что случилось? Пришлось рассказать все что случилось и показать свое рваное обмундирование. Оставленный чемодан с запасным бельем и обмундированием 21 июня в штабе дивизии не нашелся. В таком случае было приказано выдать летнее обмундирование из арт. склада. Ногу спасал только холодными компрессами.
В части был отдан приказ перейти к обороне и хорошо окапаться. Утро было спокойное. Фашистам крепко досталось от наших беспрерывных контрударов и (?) новых наступлений не было. Тыловым начальникам приказали накормить все подразделения борщом и гречневой кашей.
Во второй половине дня мне приказали направиться в город для проверки обстановки. Дали танк амфибию и несколько человек красноармейцев из разведбатальона. Расположившись с бойцами на броне вокруг башни – выехали в город. Проезжая по улицам города всюду был порядок, его охраняли и наводили рабочие отряды с подразделениями моряков. Рабочие отряды сооружали оборонительные рубежи, как на Южной и так на Восточной окраинах. Рыли окопы, создавали завалы. В боевых отрядах были рабочие порта, транспорта, завода «Тосмаре», служащие разных учреждений. В помощь раюочим города прибыли моряки на 3-х автомобилях с крупнокалиберными зенитными пулеметами. Обмениваясь приветствием и короткими разговорами с рабочими дружинниками – они заверяли, что город будем защищать от фашистов.
На одной из улиц сделали остановку, к нам подошли женщины, выбежали ребятишки, а две старушки вынесли булочки, сметану и угощали нас. Они были очень рады нашему появлению. Проклинали Гитлера за войну. Просили не уходить из города. Время подходило к позднему вечеру, нужно было возвращаться в городок на КП.
С прибытием, я доложил командованию дивизии – полковнику Бобовичу и полковому комиссару, все что видел в городе. Передал настроение рабочих отрядов – они готовы и дальше драться с фашистами. Да, город действительно принял настоящий боевой вид, как и в июньские дни 1940 года. Когда отряды рабочих под руководством коммунистов штурмовали старый буржуйский Ульмановский режим. Ни один был Ни один был утоплен айсарг, жандарм в городском канале. Именно тогда еще всех айсаргов загнали в клуб, окружили, и трое суток держали их без пищи и воды, пока националисты не выбросили белый флаг.
Уезжая из города, прощаясь с рабочими, они, улыбаясь говорили: «Товарищи мы будем драться вместе с вами». Они просили только пришлите побольше гранат. Их просьба была передана командованию, но, кстати говоря, они и у нас были на исходе.
Поздним вечером пошел в 56 С.П., который находился ближе к КП дивизии. Встретил 2-х связистов, которые находились на КП полка. Они проверяли связь между подразделениями. Присев, спросил, как работает связь –, они ответили – отлично.
А вскоре появились вместе командир полка 56 С.П. майор Кожевников и батальонный комиссар Савинов. На передовой стояла тишина. Спросив их почему тихо, а майор Кожевников и говорит: «У фашистов и стрелять не кому, их все бьем да бьем, долго будут помнить Либаву».
При этой встрече они рассказали мне о героическом действии бывшего отсекретаря бюро ВЛКСМ полка, который за несколько дней до войны стал политруком полковой школы.
Полковая школа 56 С.П. занимала оборону в районе стрельбища. 23 июня в середине дня фашистская авиация подвергает интенсивной бомбежке и обстрелу с самолетов. Положение полковой школы было очень тяжелое. Самолеты все идут и идут. Считали, что школа погибла. – Я, говорит майор Кожевников, бросился бежать к полковой школе, чтобы не допустить паники. А в это время появились в воздухе глазах Корнышев парашютисты. выбрасывали их в большом количестве. На моих поднимается в рост и громким голосом крикнул – школа вперед за мной в атаку – смерть фашистам. Курсанты в воздухе и на земле уничтожали фашистов. Был уничтожен крупный авиадесант врага, у которого имелись даже танкетки. А сам Корнышев пал смертью героя. Товарищ савинов доаолнил майора Кожевникова, что генерал-майор Дедаев узнав о героическом действии школы приказал: «Отличившихся в боях с десантом представить к наградам». Это нами было сделано. В числе представленных к наградам был представлен и Корнышев.
Всю ночь пробыл в полку. На рассвете разведка полка сообщила, что немцы всюду окапываются. Наступлений не было. Я вернулся на КП дивизии.
В 8 часов утра 27 июня началось совещание, на котором присутствовали работники штаба и политотдела, командиры и комиссары частей дивизии. В середине совещания прибыли секретари горкома ВКП(б) гор. Либавы.
Первым докладывал о положении дивизии полковник Бобович. Суть его доклада заключалась в том, принято решение командованием военно-морской базы всем оставшимся силам, сегодня прорвать кольцо окружения и выйти на следующий оборонительный рубеж в район Кулдиги, в тот район, в который было приказано дивизии отойти еще 24 июня вместе с летчиками. Но как Вам известно, командование дивизии дали ответную телеграмму в штаб 8 армии: «Либаву не сдадим, будем драться». На сегодня положение очень тяжелое, в дивизии: численность сил значительно уменьшилась, у артиллерии нет снарядов и мин, плох с продовольствием, нет связи со 114 С.П. и Павилостовским батальоном. Третий день нет никакой связи с командованием армии и фронта. Моряки, согласно приказу Командования Балтфлота, решили уйти из Либавы. Поэтому принято решение уйти из Либавы и 67 С.Д. Дальше излагался план действий. выход был назначен двумя маршрутами. Основной от поселка завода Тосмаре по дороге на Айзпуте. Место сосредоточения всех сил по валу с правой и левой стороны дороги. Второй маршрут – северная дорога. Эта дорога отводилась морякам, тылам и автобату.
Знамя дивизии было поручено выносить 56 С.П.
На этом совещании полковой комиссар Котомин обратился к секретарям Горкома Партии, каково мнение городского комитета Партии? они ответили: «Будем уходить совместно. К этому будем призывать все рабочие отряды.». Следовательно, сказал полковой комиссар Котомин, принято решение идти на прорыв.
началась подготовка к уходу. Все убиты горем и расстроены до предела. Неужели мы не справились с боевой задачей и наше знамя будет овеяно позором – таков шел разговор между собравшимися на КП.
В это время я встретился со старшим политруком Зеничевым, отсекретарем партбюро 94 ЛАП. Минут 30 длилась у нас беседа. Он рассказал о замечательных боевых делах артиллеристов, которые с утра 23 июня вели круглосуточный огонь по врагу. Набили их столько, что навряд ли найдешь где-нибудь такое место, где не валялись их трупы. Потом крепко по-дружески я попрощался с ним.
Привел себя в порядок. Сделал покрепче холодный компресс к ноге и сильно затянул, чтобы легче ходить. В комендантском взводе у начальника АХО техника лейтенанта Рябова получил 3 гранаты-лимонки и две наступательные.
В 10 часов 30 минут на автомашине выехали к месту прорыва. В легковой автомашине нас было с шофером 5 человек: старший батальонный комиссар Железнов, старшие политруки Киселев и Петров и я.
Машин в колонне было много. В метрах пятидесяти, не доезжая 2 дзотов, стоящих по сторонам дороги со времен Первой Империалистической войны, остановили машину, выскочили и устремились к валу на левую сторону. Здесь расположились подразделения 56 С.П. Командные пункты полка и дивизии находились вместе у дота. На КП были полковой комиссар Котомин, майор Меденцев, начальник штаба 56 С.П. капитан Кондаков и батальонный комиссар Савинов. В глубине дота сидел контр-адмирал Благовещенский, одетый в красноармейский ватник, который стал изменником Родины.
Полковник Бобович устремился еще левее нас.
Все сосредоточились на валу. Немцы вели редкий минометный огонь. В воздухе появились фашистские истребители и начали обстрел с воздуха. Но вовремя появились крупнокалиберные зенитные пулеметы 56 С.П. 2 К автомашинах, открыв ураганный огонь по самолетам. Налет авиации был отбит. На дороге появился конный арт. дивизион ЛАПа во главе с командиром полка майором Найденковым и капитаном Вахримеевым. В воздух взлетают ракеты. Мы поднимаем людей в атаку. Из наших рук полетели гранаты. Сзади нас минометчики выпускали последние мины.
Я бросил две оборонительные гранаты и с группой бойцов перевалился через вал и ползком устремился вперед. достигли немецких окопов, в которых лежали убитые гитлеровцы или бежали из окопов. Здесь в метрах 45-60 от вала была сделана передышка. День был очень жаркий, пот градом лился и сильно заливал глаза.
А по дороге вихрем неслись на своих конях артиллеристы капитана Вахрамеева. По лесу разразилось громовое Ура! Только вперед! Полетели гранаты, открыли огонь из винтовок и автоматов. И такое было психологическое воздействие данной атакой на врага, что он молниеносно отступил из леса. Лес с правой и левой стороны был занят нами. Первая эшелонированная линия противника была уничтожена. Прошерстив основательно лес, наступила возможность ходить в полный рост.
Полковой комиссар Котомин и майор Меденцев, КП перенесли опять на самую передовую линию и обосновались на дороге. Находясь под обстрелом противника, они непрерывно направляли дальнейшее руководство по прорыву.
Как только они появились – дали призыв командирам на КП. Вот в тот момент полковому комиссару Котомину доложили; погибли полковник Бобович, командир полка ЛАПа майор Найденков и капитан Вахримеев.
Злость и ненависть к фашистам до высшего накала. Мы потеряли человеческие чувства и готовы были не только бить, но и рвать их на части.
Полковой комиссар Котомин, участник гражданской войны, штурмовавший Сиваш и Перекоп, воспитанник военно-политической академии им. Ленина, проявил в эти часы исключительную храбрость и стойкость. Не впадая в панику, направлял усилия оставшихся сил на прорыв окружения. Находясь все время на передовой с начала всех военных действий и сейчас своим примером воодушевлял нас на подвиг во имя Родины. Человек небольшого роста, подтянутый, даже в такие часы был спокоен. Он без крика и нервозности давал нам советы, как лучше действовать. А сам находясь под обстрелом приказывает выдвинуться вперед броневику и стоял в плотную у него, командует куда направить огонь. Несколько раз выходил на опушку лесу, пытаясь пойти в направлении к сараю. Но из-за сильного огня приходилось отходить.
На помощь пришли зенитчики с командиром дивизиона лейтенантом Сухановым, старшим политруком Кривушей и старшим лейтенантом нач. штаба дивизиона Масленниковым. Они на себе выкатили зенитные пушки и чудом уцелевшие зажигательные снаряды в количестве десятка, использовали для подавления огневых точек противника, которые находились с правой и левой стороны сарая. Зенитчики своим лобовым огнем подавили огневые точки врага. Зажгли сарай. Было видно, большая группа немцев бросилась бежать, а огонь бушевал – сжигая технику. Время шло. Наступил вечер.
Шли небольшие вылазки с целью выявления сил противника. Представилась некоторая леность и полковой комиссар Котомин приказал майору Меденцеву С.П. и мне скомплектовать отряд и атаковать в южном направлении. Люди были рассеяны по лесу, по канавам дороги. Майор Меденцев С.П. и я ходили по лесу и дороге, собирали людей в отряд. Здесь я еще раз встретился с зам. нач. политотдела дивизии старшим батальонным Комиссаром Железновым, старшими политруками Киселевым, Петровым и комбатом батальона связи капитаном Аминевым Василием. Старший батальонный комиссар Железнов лежал на земле. при разговоре с ним я узнал, что у Железнова плохо было с сердцем и ему искали холодной воды. Им сообщил решение т. Котомина – совершить до ночи еще один решительный штурм, а сейчас с майором Меденцевым собираем людей.
Началась комплектация отряда исключительно на добровольных началах. Никаких угроз никому не было. В строй вставали пехотинцы, артиллеристы, связисты и моряки. Моряков на нашем направлении было мало.
Вставая или присоединяясь к отряду, каждый говорил свой возраст: мне 21 год – иду в атаку, а мне 22 года – иду на штурм, я ровесник Октября – мне суждено быть здесь. И так каждый повторял свой возраст. Именно каждый понимал, что идя в эту решительную атаку нужно совершить самый высокий подвиг – отдать свою жизнь ради выполнения приказа, во имя Родины. Последним присоединился к нам майор инженерных войск, небольшого роста, с черными небольшими усами и сказал: «Мне 45 лет и иду с вами ребята». Набралось смельчаков добровольцев человек 80-100. Среди нас было человек 5-6 командиров. Сосредоточились на опушке леса. майор Меденцев С.П. дает нам последние указания т просит на случай прорыва дать сигнал – выстрел залпом в воздух. Я подаю выстрелом сигнал для атаки, кричу Ура, Вперед в атаку, За Родину! Раздается мощное Ура всех атакующих. Выскочив из леса на луг, где уже были фашисты, пускаем вход гранаты. Рвутся гранаты в немецких окопах, на лугу. Всюду вспыхивали взрывы. Открываем огонь из винтовок, автоматов, пистолетов. Волна могучего Ура нарастает. Запели Интернационал. На лугу остаются только убитые фашисты. Приближаемся к дороге и первые наши товарищи бросаются в штыковой удар, но немцы устремились бежать. Им полетели в спины пули, гранаты и врезались наши штыки. Находясь в атакующем отряде, направлял основной удар его – на хутор через дорогу, расчищая фланги справа и слева. Уже приближались к дороге. С левого фланга появилась новая группа противника, которая применила против нас ручные огнеметы. Когда перед нами вплыло облако дыма – мы думали газы и только огонь дал понять – это не газы. Нас и эта огнеметная атака не устрашила. В нас уже был нечеловеческий инстинкт и ничто не могло остановить. Накал боя нарастал и в метрах 20 от меня у дороги наши красноармейцы, краснофлотцы буквально штыками вытаскивали гитлеровцев из окопов и через себя перекидывали в сторону. На дороге немцы бросили 3 противотанковые пушки. В одной оказался снаряд, а по дороге удирало человек 5, и этим снарядом ударили по врагу. На немцами было оставлено большое количество велосипедов, мотоциклов. Всюду валялись их трупы. Вся дорога была в наших руках. А нам надо было выйти на опушку леса и прочесать его, чтобы не допустить нападения из него. к лесу нас собралось 28 человек. На опушке леса дали сигнал, что путь для выхода обеспечен. Лейтенанта Митрофанова из разведывательного батальона я просил принять командование. Наступили сумерки. Наш путь – в лес с обходом хутора, с выходом на дорогу идущей на Айзпуте. Прочесав лес и убедившись в том, что немцев нет, двинулись дальше. Была уже ночь. Вышли в поле. На пути встретили старика, сидящего в канаве, у которого выяснили место нахождения нас. Когда спросили его: «Почему ты сидишь здесь ночью?» Он ответил нам – немцы выгнали из дома. Их там много, за кирпичным заводом. Уже возникло подозрение на деда – подумав не доносчик – ли у фашистов. Разговор прекратился. Мы пошли. Прошли кирпичный завод и вышли к хутору. И только подошли к изгороди – раздался немецкий окрик. Из наших кто-то дал очередь. Завязался бой, который длился минут 30. Мы отходим вправо, так как с левой стороны по нам открыли ураганный огонь трассирующими пулями, далее обстреливали из минометов. Идти было невозможно. пришлось ползком пробираться по пашне километра два-три до опушки леса. Только с восходом солнца, мы достигли леса. В лесу оказалось много окопов, щелей, и в середине находилась расчищенная площадка.
Лейтенант Митрофанов пояснил, вот мы и достигли того места, где был первый командный пункт нашей 67 С.Д. 22 июня. Здесь был и наш разведбат. Отсюда началось боевое руководство частями 67 С.Д. оперативной группой и генерал-майором Дедаевым. Этот лес нам показался близким и своим. Весь день пробыли в нем, так как путь лежал вперед только с боями. К вечеру 28 июня в лес вошла группа 56 С.П. в количестве 15 человек. Среди их был отсекр. бюро ВЛКСМ 56 С.П. младший политрук Петров. Три дня держали лес в своих руках. Неоднократно делали вылазки на дорогах, убивали немцев, а их трофеи использовали для еды. Питались еще и травой кислицей, зеленой черникой. Воду пили из ям, луж, окопов. Матрасами служили ветки елок, а на рассвете приходилось бороться с холодом. Ночи были холодные и сырые, а мы были совершено раздеты. За озерами находилась следующая линия обороны немцев. Большое количество было артиллерии, которая начала обстреливать леса. И мы решили группами в ночь с 30/VI на 1 июля вырваться с обходом озера Дурбес. Путь был избран через ручей. В этой группе был и я. Подошли к озеру, прошли ручей, через который был проложен узкий мост для прохода людей. И только миновав ручей, как немцы открыли огонь, но поздно. Мы устремились в овраг. На рассвете 1 июля встретились с группой бойцов, командиров 56 С.П., зенитного дивизиона. Была большая исключительная радость. Здесь обменивались результатами прорыва. Группа 56 С.П. рассказали о разгроме гитлеровского штаба, захватили трофеи, карту оперативных действий и нахождения немецких частей. От этой группы я узнал о гибели майора Кожевникова, командира 56 С.П. и старшего политрука Зеничева. При выходе из окружения в боях в предместьях Либавы, которые шли включительно по 1 июля – наши потери были большие, но они дали первый крепкий удар фашистам.
От этой группы я узнал, что вышли почти все, кто участвовал. Движение дивизии проходило по трем дорогам. Наш отряд был около 70 человек. Здесь влились пограничники в количестве 10-15 человек, во главе с батальонным комиссаром Морозовым. Наша самая главная задача была установить связь между отрядами, но было очень трудно. Немцы предприняли преследование нас и стремление вновь и вновь окружить. Наше стремление, как можно скорее достичь Кулдиги, соединиться с 114 С.П.
На том поле, где собирались при выходе из окружения все мы прощались с Либавой и говорили вернемся, может быть не мы, но наши Русские люди. Либава будет нашей – Советской!
У всех была полная уверенность, об этой уверенности говорили и Латвийским гражданам – ждите, Красная Армия разобьет Гитлера и придет снова.
Несколько слов о командире 56 С.П. майоре Кожевникове. Лучший командир полка в дивизии. Полк был лучшим по боевой и политической подготовке, за что он майор Кожевников в январе 1941 был награжден медалью «За боевые Заслуги». Член ВКП(б). Очень много работал над повышением боеспособности полка. Начиная с 22 июня полк оборонял Северную и Северо-восточную часть Либавского района. Под командованием майора Кожевникова полк громил гитлеровцев с 23 по 27 включительно. Он был всегда на переднем крае обороны, контратаки и пал смертью героя.
Большие бои вел пехотный батальон и арт. дивизион ЛАПа, которым командовал Копейкин Степан. Об этом я узнал от рядовых красноармейцев. Батальон с арт. дивизионом находился в Павилосте.
О начальнике оперативного отдела штаба дивизии майоре Меденцеве Степане Павловиче. В дивизии он с октября 1939 года. Член ВКП(б). Работал много по совершенствованию тактической подготовки частей. В войну находился все время на передовой, давая всегда указания, приказания подразделениям и частям, как грамотно выиграть бой. Во время прорыва находился на самой передовой линии, руководил прорывом, вышел из него и погиб в боях под Кулдигой. Это был герой обороны гор. Либавы. Участник Гражданской войны. Имел медаль «20 лет РККА».
Дополнение
1. Легковая автомашина с фашистами – комендантом и его помощниками была захвачена поздним вечером 23 июня за рекой Бартой в направлении Руцавы.
2. Погранотряд был из района Руцава. Он отступал с боями к реке Барта к Нице.
3. О гибели полкового комиссара Котомина я и другие товарищи узнали перед Митавой. Встретились с группой бойцов и командиров, которые после боя отошли. Среди этой группы были техник лейтенант Толпенко, лейтенант Пярменов Михаил и другие. Они и рассказали, что полковой комиссар Котомин погиб, а комбат капитан автобатальона Елистратов был сильно ранен и тут-же, как они рассказывали, застрелился.
Полковой комиссар Котомин был подлинным героем обороны гор. Либавы. Он призывал все городские организации, рабочих, молодежь выступать на защиту города от гитлеровцев.
О товарище Судмалисе.
С ним я познакомился в июле 1939 г., когда он с группой политзаключенных прибыли из Риги в Либаву. Мы представители дивизии совместно с трудящимися встречали их на вокзале.
Потом встречался с ним несколько раз в Окружкоме, Горкоме ВЛКСМ. Помогал им в организации комсомольской работы. Несколько раз он приезжал к нам в политотдел за советами. Вместе разрабатывали план проведения Международного Юношеского дня 1 сентября 1940 года. Он был на нашем комсомольском активе и выступал с воспоминаниями о работе в подполье Комсомола Латвии в период господства буржуазии и фашизма. Его всегда можно было видеть веселым, улыбчивым и на Барту прибыл таким же. При встрече в районе Ницы на реке Барта у меня к нему был первый вопрос: «Как вы сумели проехать? Кругом идут бои, а у Вас нет и оружия.» А тов. Судмалис улыбавшись, достал из кармана гранату и показывает: Вот наше оружие. Нет такого оружия сейчас мило говорю ему – надо иметь грознее. Мы оба рассмеялись. Я представил такую смелость с каким риском для жизни они пробирались к нам. Их могли и наши бойцы убить, арестовать, так как с утра 23 июня был отдан приказ, что всех гражданских лиц, появляющихся в районе обороны вне отрядов задерживать, а при сопротивлении арестовывать или расстреливать. Он улыбнулся и сказал: Мы проехали, все в порядке. ну смотрите, чтобы обратный путь прошел хорошо, а для этого дали указание с капитаном Поповым, боевым охранениям пропускать и вести наблюдение – не допуская нападения, на случай и прикрыть их – огнем из пулеметов. Дали им 3 гранаты. Крепко пожали друг другу руки – распрощались.
После этого случая, мне не пришлось больше видеть тов. Судмалиса.
 
 
Источник
Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ) оп. 1, ед. хр. 601