Главная » Подвиг Солдата » О » Онищенко Михаил Яковлевич

Онищенко Михаил Яковлевич

 

 

1919 - ?

 

Родился в 1919 году в поселке Хорошево под Харьковом в семье рабочего. До призыва в армию работал грузчиком на холодильнике. В 1939 году призван на Краснознаменный Балтийский флот. Учился в учебном отраде в Кронштадте. В финской войне принимал участие в составе орудийного расчета 130-мм пушки на четвертом Северном форту.

Великая Отечественная война застала на полуострове Ханко в составе артиллерийского дивизиона, которым командовал капитан Б.М. Гранин. Принимал участие в обороне Ленинграда. Награжден медалями "За отвагу" и "За оборону Ленинграда". После окончания войны продолжал службу на флоте. Награжден орденом Красной Звезды, медалями "За боевые заслуги", "За безупречную службу" I степени и многими другими. Отмечен почетными грамотами, занесен в Книгу почета крейсера "Киров".

В 1943 году принят кандидатом в члены ВКП(б). С 1946 года член ленинской партии. Уволен в запас в 1972 году в звании главного корабельного старшины. Работает в колхозе "Большевик" маляром.

 

ОТВЕТ МАННЕРГЕЙМУ

 

Так уж случилось, что 29-й артиллерийский дивизион, в который меня определили после окончания войны с Финляндией, первый с пушками прибыл на Ханко (Гангут), ставил здесь первую батарею, дал первый учебный залп и первый боевой залп, когда началась война. Командовал нашим дивизионом капитан Борис Митрофанович Гранин.

Увидев на кителе нашего командира орден Красного Знамени, я спросил у одного из артиллеристов, за что награжден наш командир.

- Разве не знаешь, что капитан Гранин воевал в финскую войну?- с удивлением переспросил он.- Да как воевал!

Так я узнал, что командир дивизиона капитан Гранин командовал в финскую войну лыжным батальоном, зимой сорокового года в сорокаградусный мороз по льду Финского залива проник в тыл противника и, как было сказано в маннергеймовских газетах, "вызвал переполох в столице".

Не случайно уже через три недели войны капитан Гранин возглавил десантную вылазку на остров Хорсен. В десант вошли рота отдельного железнодорожного батальона и добровольцы из береговых баз подводных лодок и торпедных катеров. Помню, как теплым июльским утром все пришло в движение. Наш дивизион открыл огонь по острову Хорсен. Вскоре все слилось в орудийном грохоте. Под прикрытием дымовой завесы, поставленной самолетами, катера и буксиры подошли к Хорсену.

Вскоре артиллерийская стрельба прекратилась. Но где же наш командир дивизиона, который имел обычай всегда быть с артиллеристами? Узнаем приятную весть, что десантники выбили шоцкоровцев не только со Старкена, но и расположетных радом островов Старкен, Кугхольм, что командует десантной операцией наш командир дивизиона капитан Гранин. В ходе боевой операции по захвату Старкена противник понес значительные потери, были захвачены пленные, пулеметы и минометы, которые держали нас под постоянным обстрелом.

На острове Моргонланде был расположен на одной из каменных вышек наблюдательный пункт противника, с которого просматривались наши позиции. Этот наблюдательный пункт был выведен из строя нашей артиллерией. Потом финны снова восстановили его. Вторично огнем артиллерии был выведен из строя этот наблюдательный пункт, остров захвачен нашими десантниками.

Командовал батареей старший лейтенант Смирнов, политруком был Гончаренко. Наши универсальные орудия-сорокапятки были приспособлены для ведения огня по самолетам противника. Не было на Ханко такого места, которое не простреливалось бы артиллерией противника, В условиях скалистого грунта трудно было окапываться. Однако был строжайший приказ командовавшего гарнизоном Ханко генерал-лейтенанта Кабанова надежно укрыть орудия, боеприпасы, людей. И мы упорно ломами долбили неподатливый скалистый грунт.

В результате упорных усилий были укрыты пушки, боеприпасы. И все же мы несли потери. Помню, как при очередном артиллерийском обстреле противником на соседнем с нами орудии тяжело ранило комендора, моего товарища москвича Игнатьева. Осколками разорвавшегося снаряда ему оторвало кисть правой и ранило в левую руку.

Падение Таллина, уход флота в Кронштадт и Ленинград резко изменили условия, в которых предстояло действовать гарнизону. Оставаясь в глубоком тылу, в окружении, мы продолжали оборону Ханко. Никто из нас не падал духом, хотя на сухопутном участке ханковского фронта противник резко усилил антисоветскую пропаганду по радио, подчеркивая, что мы остались одни, что мы брошены на произвол судьбы и поэтому обречены. На островах и перешейке замаскированные на деревьях репродукторы день и ночь орали, соблазняя наших бойцов всеми благами рая, если они только сдадутся в плен.

Трудно нам было, но защитники Ханко (красные гангутцы, как нас называли) зло отвечали на всю эту вражескую пропаганду, открывали огонь из пушек, минометов, пулеметов и требовали от командиров послать нас вперед, наступать. А мы должны были укреплять оборону, круговую оборону. В самых опасных местах появлялся наш генерал Кабанов. Я видел его вблизи нашей батареи несколько раз. Бывало, возьмет бинокль, всматривается в сторону противника. Высокого роста, волевой, он никогда не повышал голоса. Приказы от него исходили четкие, но исполнятся они должны были неукоснительно.

А враг нападая на нас теперь с разных сторон, прощупывал внезапными атаками, начал усиленно бомбить, продолжал артиллерийские обстрелы, не жалея снарядов, в то время как мы вынуждены были экономить еще больше, чем прежде. Немецкие самолеты, в том числе и бомбардировщики Ю-88, налетали на Ханко по пять-восемь раз в день, бомбя город, порт и транспорты на рейде. Над базой часто вспыхивали воздушные бои, из которых наши летчики выходили победителями. У всех ханковцев на устах были имена отважных воздушных ассов Бринько, Антоненко, Байсултанова.

Противник продолжал разбрасывать над гарнизоном Ханко листовки от имени Маннергейма с обращением ко всему гарнизону сдаться в плен, суля нам райскую жизнь. На эти "обращения Маннергейма" гарнизон Красного Гангута ответил листовкой, составленной в духе письма запорожцев турецкому султану. Листовка так я называлась «Ответ гангутцев Маннергейму». Во всех частях, подразделениях, на кораблях и батареях под сплошной смех зачитывалась листовка. В большом количестве эта листовка со злой карикатурой была разбросана над позициями противника. Ох, бесновались же после этого шюцкоровцы.

В конце первой декады сентября фашистские самолеты сильно бомбили Ханко. В тот октябрьский день, несмотря на противодействие наших зениток, им удалось повредить один из наших трех транспортов. Все три транспорта были старые, изношенные, но состоящие в строю. Это «Вахур», плавающий около сорока лет, такой же «Хилда» и пароход под номером 566. На этом номерном судне расположилась батарея наших орудий-сорокапяток. Помню, что мое орудие, где я был комендором, установили на кормовой надстройке. Кроме того, на судне установили счетверенные пулеметы «Максим», которых так боялись фашистские летчики.

Между Ханко и Кронштадтом больше двухсот миль заминированного водного пространства, замкнутого артиллерийскими батареями врага. В трюмы судна 566, кроме боевого снаряжения погрузили 900 тонн муки, много галет, повидла в бочках. Пароход отправился в рейс в сопровождении военных катеров. Седов, степенный капитан привел судно в Кронштадт так искусно, что через сорок с лишним лет поражаешься его высокому мастерству.

В составе все той же батареи, затем комендором 133-мм орудия на эсминце «Славный», который стоял на Неве, я провел всю длинную блокаду. Неоднократно приходилось участвовать в контрбатарейной дуэли с противником. Много, очень много пережито. Непередаваемо, с какими чувствами восприняли ленинградцы прорыв, затем полную ликвидацию вражеской блокады Ленинграда.

...После полуночи 9 мая 1945 года по судовой трансляции было передано сообщение о подписании акта капитуляции фашистской Германии. Одновременно был передан приказ всему личному составу в срочном порядке готовить эсминец к торжественному параду. Работали с большим подъёмом, красили, мыли, чистили, драили все до блеска. Утром в день Победы корабль стоял на Неве весь сверкающий, расцвеченный,

А что творилось в городе! Набережные Невы заполнены - негде яблоку упасть, люди забирались на балконы, на крыши домов, Всеобщим было ликование.

Такое не забывается.

 

Источник

СЛОВО О ВЕТЕРАНАХ ВОЙНЫ  - Лиепайский рыболовецкий колхоз «Большевик» Лиепая 1985